Люсина жизнь - Страница 52

Затем следом за мною, за моим ответом, началось полное торжество Этьена. По всем предметам мальчик отвечал превосходно. И его одухотворенное мыслью личико и огромные чистые глаза, глаза мечтателя, произвели на присутствующих самое отрадное впечатление. Все наши маленькие и большие погрешности были искуплены старшим графчиком. Этьен отвечал верно и точно на все заданные ему вопросы. Чудесно трогателен был его рассказ о революции во Франции и гибели прекрасной Марии-Антуанеты. Вдохновенно звучал его голос, когда он подробно описывал казнь несчастной сверженной королевы. И лицо его, разрумянившееся от волнения, было прекрасно в эти минуты какою-то особенной высшей духовной красотой.

Директор и ассистенты, казалось, были поражены его ответом.

— Непременно лично заеду к графу похвалить его достойного сынка, — произнес первый, — примерный ответ, достойный юноша! — обратился он в полголоса к окружившим его учителям и мисс Гаррисон, впервые расцветшей нынче счастливой улыбкою, осветившей ее суровое лицо.

За Этьеном отвечал Вадя. Ради безукоризненных ответов старшего брата с удвоенной снисходительностью прослушали младшего. А когда толстенький, пыхтевший от волнения, младший графчик вернулся к нам, его пухлая растерянная рожица, казалось была спокойнее прежнего.

— Кажется, я недурно ответил, Люся, как ты думаешь, что? — спросил он меня со своим обычно-растерянным видом.

Но я не успела успокоить его на этот счет. Инспектор классов роздал нам листки с означенною на них темою для русского сочинения. На месте оглавления значилось: «Чем бы я хотела быть в недалеком будущем». Я подумала немного и стала строчить без передышки. У меня не было никаких определенных целей на этот счет. Я просто хотела прожить всю мою жизнь так, как жила теперь под крылышком у отца и Гани.

Зато моя соседка Ани имела гораздо более широкие цели на этот счет. «Я хотела бы быть царевной, чтобы все меня слушались и все подчинялись моей воле. Я была бы доброй царевной и не мучили бы моих подданных непосильной работой», писала она.

А позади меня толстенький Вадя расписывал на своем листочке невозможными каракулями.

«Я хотел бы быть машинистом, чтобы постоянно ездить на локомотиве так скоро-скоро, и носить черную блузу как настоящий рабочий, и чтоб я же сам свистел из свистка. Это все чего бы мне хотелось в недалеком будущем от жизни».

Я не успела заглянуть в листок Лили и Марии, потому что наша письменная работа должна была быть закончена и отобрана в тот же час. Инспектор принял листки и отпустил нас из класса. Мисс Гаррисон и Ганя остались среди экзаменаторов.

Опять мальчики и большой светлый рекреационный зал… Опять огромный мяч в руках у веселого худенького мальчугана и приветственные крики всех остальных при нашем появлении.

— Ага, что выдержали баню?

— Отпустили вас, наконец, мучеников божиих с миром, наконец.

— Ха-ха-ха! Ступайте к нам. В футбол играть умеете? Нет?

Конечно, последнее относилось к Этьену и Ваде, но почему было бы не воспользоваться этим приглашением и мне? Ведь играла же я, под шумок, с «нашими» мальчиками в солдаты, потихоньку от мисс Гаррисон? Так почему бы и не позволить себе невинное удовольствие сыграть и с этими чужими одну только маленькую партию в футбол?

Мне вдруг стало чрезвычайно весело, ужасно весело и радостно на душе. Хорошо сошедший с рук экзамен приятно поднимал нервы, а такое огромное и веселое общество еще улучшало мое настроение. И прежде, нежели благоразумная Мария могла удержать меня, я с веселым смехом выскочила вперед, поддала мячик, находившийся в руках веселого румяного мальчугана и, продолжая хохотать, помчалась по зале. Маленькие реалистки пришли в восторг от моей выходки, большие снисходительно улыбались. На лице Марии был написан самый красноречивый ужас, и она с отчаяньем зашептала что-то Ани и Лили, чего я не могла слышать за общим смехом и суетой. А я точно ошалела на свободе и, как сумасшедшая, носилась теперь с одного конца зала на другой, взвизгивая на каждом шагу, вскрикивая и хохоча во все горло.

Пример заразителен и не прошло трех минут, как Этьен, Вадя и Лили присоединились ко мне. Теперь самая настоящая, правильно организованная партия в футбол шла посреди зала. Дверь в коридор заменяла нам гол. Голкипер, в лице Этьена, мужественно отражал удар. А я, ваша покорная слуга, Люся Ордынцева, немало не смущаясь моим положением благовоспитанной маленькой барышни, так лихо подкидывала мяч (и о ужас, ногою!), что маленькие реалисты бурно выражали мне свой восторг аплодисментами.

— Ай да девочка! Вот молодчинище-то! Свой брат, — реалист! Здорово! Молодец! А ну-ка еще! Ну!

Я не заставила их повторить приглашения и с такой силой ударила по мячу, что тот, перелетев залу, вылетел в коридор, оттуда на лестницу.

— Ур-р-ра! — завопили мои партнеры по игре, в то время как прозевавший гол голкипер.

Этьен, разинув рот, с задранной к верху головою следил за пролетевшим над ним мячиком. Я уже торжествовала победу и неистово орала «ура» вместе с мальчиками, как вдруг все стихло в зале и все находившиеся здесь большие и маленькие реалисты зашаркали ногами и наклонили головы… На пороге залы появился директор с моей мачехой и мисс Гаррисон.

* * *

Все последующее затем далеко не порадовало бедную Люсю. Сначала по приезде к д'Оберн меня хорошо отчитала мисс Гаррисон, потом madame Клео, за ними дружески побранила Ганя. Но разве я могла себя считать виноватой в том, что соблазн был так велик, так отрадно было порезвиться во всю в веселой толпе мальчуганов? Лили наказали. Меня же не наказывали лишь потому, что моя мамочка решительно воспротивилась этому. Но отец был очень недоволен моим поведением в училище, настолько недоволен, что полученные мною хорошие отметки на экзамене не могли покрыть моей вины.